— СТРЕЛЯЙ!

Уоллес выстрелил и промахнулся. Пороховые газы взмыли в воздух. Посеребрённая дробь чиркнула перед мертвецом. Уоллес сделал второй выстрел. Поздно.

Оживший мертвец уже кинулся вслед за Галлагером, обхватил его шею холодной белой рукой и вновь замахнулся ножом. Зашипел, обнажив острые верхние клыки. В этот момент Галлагер со всей силы въехал ему в челюсть и отшвырнул с себя ногой, а затем тут же полез за энфилдовской винтовкой, размазывая по полу собственную кровь, крича от боли и ярости. Он подтащил к себе винтовку липкими окровавленными пальцами и тут же нацелил туда, где только что грохнулся оживший мертвец.

Никого.

Галлагер и Уоллес огляделись. Вокруг смыкалась лишь темнота. И ни шороху не доносилось. Галлагер увидел лежащий на полу нож. Профессиональный. Сделанный для того, чтобы убивать. Это было оружие стражей Триумвирата. Лордоки заманили их в ловушку. Всё предусмотрели.

— Что ты там копаешься! — гневно заорал он Уоллесу.

— Перезаряжаю! — только и успел ответить тот, захлопывая ствол.

В следующее мгновение на Уоллеса сзади две белые руки накинули удавку. Толстые холодные когти оцарапали его шею. Уоллес встрепенулся, попытался высвободиться из удавки, а потом в ужасе уставился куда-то в уходящую наверх темноту.

Г аллагер прицелился с пола, чтобы стрелять в напавшего на Уоллеса. Инстинктивно оглянулся и увидел нечто, вселившее в него парализующую оторопь. Ужас.

Вниз по стене мельницы беззвучно ползла человеческая фигура. Так хищники подкрадываются к жертве в траве. Второй страж из румынского клана. На голове его блеснули два желтых глаза — он обнаружил, что его заметили.

Раздался грохот: Галлагер открыл огонь из Ли-Энфилда по лордоку на стене. Тот сгруппировался и перепрыгнул через всю мельницу на противоположную стену.

Не пытаясь подняться с пола, потому что это лишь отняло бы драгоценное время, Галлагер продолжал стрелять. Мощные десятиграммовые посеребрённые пули диаметром почти 8 миллиметров вылетали на скорости 750 метров в секунду. Ломали деревянные брусья, взрывали старую каменную кладку, засыпая всё вокруг горстями пыли и опилок. В этом цилиндрическом строении грохот от выстрелов множился и превращался в оглушительный звон.

Во вспышках от выстрелов резко и быстро перемещался второй страж Морбия. Этот обученный воин румынского клана будто предугадывал движения Галлагера, но Галлагер славно его погонял. Фонарнику показалось, что лордок вроде бы спрыгнул на пол, а потом он исчез за мельничным поставом.

Уоллес в это время саданул прикладом ружья по первому стражу, нагнулся вперед и тут же отпрыгнул назад, опрокинув своего душителя на пол. На мгновение петля на шее Уоллеса ослабла. Он вывернулся, выкатился и почти не глядя выстрелил назад.

Дикий вопль.

Он попал. Но не убил.

Во втором стволе остался ещё один патрон. Его Уоллес выпустил вслед быстро метнувшейся фигуре, но впустую.

Следующий выстрел в том же направлении принадлежал Галлагеру, прикрывающему своего напарника. И никто из них не мог сказать, попал Галлагер или нет.

Лордоки снова притаились в тенях.

Уоллес подбежал к Галлагеру, перезарядил ружье и вместе они стали осматривать стены.

Тактика стражей Морбия была понятна. Один из них притворился мертвым, чтобы подпустить Галлагера и убить. Одним резким ударом. Они не могли знать, что Галлагер окажется настолько быстр и выживет. Теперь стражи румынского клана нападали набегами и прятались в тенях. Цель их проста: заставить фонарников растратить все патроны. Измотать и вот тогда уже добить.

Галлагер прикинул, сколько совершил выстрелов. В магазине на десять патронов оставалось один или два. Плохо дело. Он глянул на свою рану. Кровь бежала быстро. Плохо дело.

— Какого черта ты мне приволок это треклятое ружье! — ругнулся Уоллес, шаря глазами по стенам и калейдоскопу балок, механизмов, шестеренок высоко над их головами. — Из револьвера я бы давно пристрелил одного из них.

— Ты и так молодец, — с гримасой боли, подбодрил Галлагер, поднимаясь.

Уоллес помог ему встать на ноги. Галлагер сунул руку под ворот и вытянул висящее на цепочке распятие.

— Вылезайте из своих теней, ублюдки, — обратился он в темноту и покрепче обхватил винтовку.

Следующие несколько минут они прождали в напряженной готовности встретить смертоносного врага. Ничего не происходило.

Галлагер поглядывал на свою рану. Как долго он сможет оставаться на ногах, спрашивал он себя. А как долго — в сознании?

— Я думаю, их здесь уже нет, — шепнул Уоллес. — Вот подумай, они не ожидали, что у нас посеребрённые боеприпасы. А как один из них получил серебряной дробью, поняли, что мы не простые фермеры. Выбрались через те дыры в потолке.

— Далеко им не уйти, ещё светло.

— Уже темнеет.

— Надо проверить заброшенный дом Бишопов, — оперевшись спиной о стену, решил Галлагер. — Тот, что позади мельницы. Если дробь засела у ублюдка в теле, серебро будет отравлять его и, в конце концов, убьет. Он постарается поскорее вынуть дробь. Ты иди, проверь, а я посторожу здесь. И вот, возьми винтовку, только тут один или два патрона остались. А мне ружье отдай.

— Дерьмо собачье твой план, — покачал светловолосой головой Уоллес и нервно проверил шею. Там оставалась борозда от удавки. — Ладно. Держи ружье. Я пойду. Только не помри тут!

Уоллес отдал ружье, взял винтовку и вышел в промозглые серые сумерки, оставив Галлагера наедине с темнотой мельницы.

Шли минуты, Галлагер искал глазами признаки движения на верхних этажах мельницы, за шестерными колесами и тяжелыми деревянными балками. Не отрываясь. Не теряя бдительности. Порой ему казалось, что на него в упор смотрит окружавшая темнота. А когда перестал считать, что угроза нападения ещё существует, осмотрел пол, чтобы оценить, как много крови потерял. Ему не страшно было умереть, но оставить товарищей в такую трудную минуту он не хотел.

По его прикидкам, не так уж и много крови потеряно. Значит, рана не критическая. Надежда выжить оставалась. Да и силы ещё были. А вот за Уоллеса у Галлагера было не спокойно на душе.

Он потянулся к распятию и сжал его в кулаке ненадолго. Затем вынул платок из кармана своего поношенного пиджака, скомкал его и зажал им рану. Спустя минут десять с улицы послышался голос Уоллеса:

— Не стреляй, это я иду.

Галлагер высунул голову из дверного проема в вечернюю прохладу:

— Ну?

— Всё осмотрел. Эти черти словно сквозь землю провалились. Ты-то как?

— Жив.

Уоллес довольно хохотнул.

— Хорошо!

Галлагер одной рукой накинул ружье на плечо, другой продолжал прижимать рану. Осторожно ступая, он выбрался на улицу: